14317
15
Таня Савичева родилась 23 января 1930 года в селе Дворищи под Гдовом, но, как и её братья и сёстры, выросла в Ленинграде. Её мама, Мария Игнатьевна Савичева (в девичестве — Фёдорова, родилась в 1889), заранее решила, что не будет рожать в Ленинграде и Таня появится на свет в деревне. Будучи на последнем сроке беременности, она поехала в Дворище, в дом, где жила её сестра Капитолина. Её муж был врачом и мог принять у Марии роды.
Назад в Ленинград она вернулась, когда Тане уже было несколько месяцев. Отцу Тани — Николаю Родионовичу Савичеву — в годы НЭПа на 2-й линии Васильевского острова в доме №13/6 принадлежала открытая им в 1910 году «Трудовая Артель братьев Савичевых» с пекарней и булочной-кондитерской при ней, а также кинотеатр «Совет» на углу Суворовского проспекта и 6-й Советской улицы. В булочной работали сам Николай Родионович, его жена Мария и три его брата: Дмитрий, Василий и Алексей.
К началу войны Савичевы жили всё в том же доме № 13/6 на 2-й линии Васильевского острова. Таня вместе с матерью, Ниной, Леонидом, Мишей и бабушкой Евдокией Григорьевной Фёдоровой (в девичестве — Арсеньевой, родилась в 1867) жила на первом этаже в квартире № 1. Женя к тому моменту вышла замуж за Юрия Николаевича Путиловского и переселилась на Моховую улицу (дом № 20, квартира № 11), но их отношения не заладились и они развелись. Несмотря на развод, Женя продолжала жить на Моховой, наведываясь домой в основном по воскресеньям. Этажом выше в доме № 13/6 жили два дяди Тани: Василий и Алексей. После ликвидации «Артели» они сменили профессию: Василий стал директором магазина «Букинист» на Петроградской стороне, а Алексей до пенсии работал заводским снабженцем. Их брат Дмитрий умер ещё до начала войны, а его жена, Мария Михайловна Савичева, скончалась в феврале 1942 года в возрасте 46 лет (похоронена на Пискарёвском кладбище).
×
В конце мая 1941 года Таня Савичева закончила третий класс школы № 35 на Съездовской линии (теперь Кадетская линия) Васильевского острова и должна была в сентябре пойти в четвёртый.
Лето 1941 года Савичевы планировали провести в селе Дворищи под Гдовом у Чудского озера у сестры Марии — Капитолины, у которой жили ещё два брата Николая: Григорий и Гавриил. 21 июня Михаил сел на поезд, отправляющийся в Кингисепп. Через две недели, отпраздновав день рождения бабушки, туда должны были отправиться Таня с мамой. Леонид, Нина и Женя собирались приехать в Дворищи в зависимости от того, когда кому из них дадут отпуск на работе. В день нападения Германии на СССР 22 июня их бабушке Евдокии Григорьевне исполнилось 74 года. Узнав о начале войны, Савичевы решили остаться в городе и помогать армии.
Лето 1941 года Савичевы планировали провести в селе Дворищи под Гдовом у Чудского озера у сестры Марии — Капитолины, у которой жили ещё два брата Николая: Григорий и Гавриил. 21 июня Михаил сел на поезд, отправляющийся в Кингисепп. Через две недели, отпраздновав день рождения бабушки, туда должны были отправиться Таня с мамой. Леонид, Нина и Женя собирались приехать в Дворищи в зависимости от того, когда кому из них дадут отпуск на работе. В день нападения Германии на СССР 22 июня их бабушке Евдокии Григорьевне исполнилось 74 года. Узнав о начале войны, Савичевы решили остаться в городе и помогать армии.
Женя
Первой не стало Жени. К декабрю 1941 года в Ленинграде остановилась работа транспорта. Улицы города были полностью занесены снегом, который не убирался всю зиму. Чтобы попасть на завод, Жене приходилось идти от дома пешком почти семь километров. Иногда она оставалась ночевать на заводе, чтобы сохранить силы для работы еще на две смены. Однако здоровья у неё уже не хватало. Однажды Женя не пришла на завод. Обеспокоенная её отсутствием, утром в воскресенье 28 декабря Нина отпросилась с ночной смены и поспешила к сестре на Моховую. К приходу Нины Женя уже умирала и скончалась на руках у сестры. Жене было 32 года. Вероятно, чтобы не забыть дату смерти Жени, Таня и решила её записать. Для этого она взяла записную книжку Нины, которую той подарил когда-то брат Лёка. Половину книжки Нина превратила в справочник чертёжника-конструктора, заполнив ее сведениями о задвижках, вентилях, клапанах, трубопроводах и прочей арматуре для котлов. Другая половина книжки, с алфавитом, оставалась чистой. Таня решила писать на ней.
"Как сейчас помню тот Новый год. Никто из нас не дождался полуночи, спать легли голодными, радовались уже тому, что дома тепло. Сосед топил печку книжками из своей библиотеки. Тане он подарил тогда огромный том "Мифов Древней Греции". Как раз тогда втайне от всех сестра взяла мою записную книжку. "
На странице под буквой «Ж» Таня пишет:
Женя умерла 28 дек в 12.30 час утра 1941 г.
Вначале Женю хотели похоронить на Серафимовском кладбище. Однако это оказалось невозможно из-за того, что все подступы к воротам кладбища были завалены трупами, которые некому было хоронить. Поэтому было решено отвезти тело Жени на Остров Декабристов и похоронить там на Смоленском лютеранском кладбище. С помощью её бывшего мужа Юрия удалось достать гроб. По воспоминаниям Нины, уже на кладбище Мария Игнатьевна, склонившись над гробом старшей дочери, произнесла фразу, которая для их семьи стала роковой: «Вот мы тебя хороним, Женечка. А кто и как нас хоронить будет?».
Первой не стало Жени. К декабрю 1941 года в Ленинграде остановилась работа транспорта. Улицы города были полностью занесены снегом, который не убирался всю зиму. Чтобы попасть на завод, Жене приходилось идти от дома пешком почти семь километров. Иногда она оставалась ночевать на заводе, чтобы сохранить силы для работы еще на две смены. Однако здоровья у неё уже не хватало. Однажды Женя не пришла на завод. Обеспокоенная её отсутствием, утром в воскресенье 28 декабря Нина отпросилась с ночной смены и поспешила к сестре на Моховую. К приходу Нины Женя уже умирала и скончалась на руках у сестры. Жене было 32 года. Вероятно, чтобы не забыть дату смерти Жени, Таня и решила её записать. Для этого она взяла записную книжку Нины, которую той подарил когда-то брат Лёка. Половину книжки Нина превратила в справочник чертёжника-конструктора, заполнив ее сведениями о задвижках, вентилях, клапанах, трубопроводах и прочей арматуре для котлов. Другая половина книжки, с алфавитом, оставалась чистой. Таня решила писать на ней.
"Как сейчас помню тот Новый год. Никто из нас не дождался полуночи, спать легли голодными, радовались уже тому, что дома тепло. Сосед топил печку книжками из своей библиотеки. Тане он подарил тогда огромный том "Мифов Древней Греции". Как раз тогда втайне от всех сестра взяла мою записную книжку. "
На странице под буквой «Ж» Таня пишет:
Женя умерла 28 дек в 12.30 час утра 1941 г.
Вначале Женю хотели похоронить на Серафимовском кладбище. Однако это оказалось невозможно из-за того, что все подступы к воротам кладбища были завалены трупами, которые некому было хоронить. Поэтому было решено отвезти тело Жени на Остров Декабристов и похоронить там на Смоленском лютеранском кладбище. С помощью её бывшего мужа Юрия удалось достать гроб. По воспоминаниям Нины, уже на кладбище Мария Игнатьевна, склонившись над гробом старшей дочери, произнесла фразу, которая для их семьи стала роковой: «Вот мы тебя хороним, Женечка. А кто и как нас хоронить будет?».
Бабушка
19 января 1942 года вышло постановление открыть столовые для детей в возрасте от восьми до двенадцати лет. Таня ходила в них вплоть до 22 января. 23 января ей исполнилось двенадцать лет, вследствие чего по меркам блокадного города в семье Савичевых «детей не стало» и отныне Таня получала такую же норму хлеба, как и взрослый человек.
В начале января Евдокии Григорьевне был поставлен страшный диагноз: третья степень алиментарной дистрофии. При таком состоянии требовалась срочная госпитализация, но бабушка отказалась, ссылаясь на то, что ленинградские больницы и без того переполнены.
25 января, спустя два дня после дня рождения Тани, её не стало.
В книжке Нины на странице с буквой «Б» Таня пишет:
Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г.
Перед смертью бабушка очень просила, чтобы не выбрасывали её карточку, потому что её можно было использовать ещё до конца месяца. Так делали многие в Ленинграде, и это на какое-то время поддерживало жизнь родственников и близких умершего. Чтобы исключить такое «незаконное пользование» карточками, впоследствии была введена перерегистрация в середине каждого месяца. Поэтому в свидетельстве о смерти, которое Мария Игнатьевна получила в райсобесе, стоит другое число — 1 февраля. Где бабушку точно похоронили — Нина Савичева не помнит. Она и Лёка к тому моменту уже давно были на казарменном заводском положении и дома почти не бывали. Возможно, Евдокию Григорьевну похоронили в братской могиле на Пискарёвском кладбище.
19 января 1942 года вышло постановление открыть столовые для детей в возрасте от восьми до двенадцати лет. Таня ходила в них вплоть до 22 января. 23 января ей исполнилось двенадцать лет, вследствие чего по меркам блокадного города в семье Савичевых «детей не стало» и отныне Таня получала такую же норму хлеба, как и взрослый человек.
В начале января Евдокии Григорьевне был поставлен страшный диагноз: третья степень алиментарной дистрофии. При таком состоянии требовалась срочная госпитализация, но бабушка отказалась, ссылаясь на то, что ленинградские больницы и без того переполнены.
25 января, спустя два дня после дня рождения Тани, её не стало.
В книжке Нины на странице с буквой «Б» Таня пишет:
Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г.
Перед смертью бабушка очень просила, чтобы не выбрасывали её карточку, потому что её можно было использовать ещё до конца месяца. Так делали многие в Ленинграде, и это на какое-то время поддерживало жизнь родственников и близких умершего. Чтобы исключить такое «незаконное пользование» карточками, впоследствии была введена перерегистрация в середине каждого месяца. Поэтому в свидетельстве о смерти, которое Мария Игнатьевна получила в райсобесе, стоит другое число — 1 февраля. Где бабушку точно похоронили — Нина Савичева не помнит. Она и Лёка к тому моменту уже давно были на казарменном заводском положении и дома почти не бывали. Возможно, Евдокию Григорьевну похоронили в братской могиле на Пискарёвском кладбище.
Нина и Миша
28 февраля 1942 Нина должна была прийти домой, но так и не пришла. В тот день был сильный артобстрел, и, видимо, Савичевы посчитали Нину погибшей, не зная, что Нина вместе со всем предприятием, где она работала, была спешно эвакуирована через Ладожское озеро на Большую Землю. Письма в осаждённый Ленинград почти не ходили, и Нина, как и Миша, не могла передать родным никакой весточки. В дневник сестру Таня не записала возможно потому, что ещё надеялась, что та жива.
Нина пережила войну и до последних дней своей жизни жила в Ленинграде (Санкт-Петербурге). 6 февраля 2013 года Нина умерла в возрасте 94 лет. Была похоронена на кладбище, в поселке Вырица.
28 февраля 1942 Нина должна была прийти домой, но так и не пришла. В тот день был сильный артобстрел, и, видимо, Савичевы посчитали Нину погибшей, не зная, что Нина вместе со всем предприятием, где она работала, была спешно эвакуирована через Ладожское озеро на Большую Землю. Письма в осаждённый Ленинград почти не ходили, и Нина, как и Миша, не могла передать родным никакой весточки. В дневник сестру Таня не записала возможно потому, что ещё надеялась, что та жива.
Нина пережила войну и до последних дней своей жизни жила в Ленинграде (Санкт-Петербурге). 6 февраля 2013 года Нина умерла в возрасте 94 лет. Была похоронена на кладбище, в поселке Вырица.
Лёка
Лёка буквально жил на Адмиралтейском заводе, работая там днём и ночью. Родных навещать приходилось редко, хотя завод был недалеко от дома — на противоположном берегу Невы, за мостом Лейтенанта Шмидта. В большинстве случаев ему приходилось ночевать на предприятии, часто работая по две смены подряд. В книге «История Адмиралтейского завода» есть фото Леонида, а под ним надпись:
Леонид Савичев работал очень старательно, ни разу не опоздал на смену, хотя был истощён. Но однажды он на завод не пришел. А через два дня в цех сообщили, что Савичев умер...
Лёка умер от дистрофии 17 марта в заводском стационаре. Ему было 24 года. Позже Михаил вспоминал о брате как об отличном парне, который всегда гордился тем, что был ровесником Октября и что год его рождения — 1917. Таня раскрывает блокнот на букве «Л» и пишет, в спешке объединяя два слова в одно:
Лёка умер 17 марта в 5 часутра в 1942 г.
Лёку вместе с заводчанами, которые умерли с ним в одно время в стационаре, хоронили сотрудники завода — отвезли на Пискарёвское кладбище.
Лёка буквально жил на Адмиралтейском заводе, работая там днём и ночью. Родных навещать приходилось редко, хотя завод был недалеко от дома — на противоположном берегу Невы, за мостом Лейтенанта Шмидта. В большинстве случаев ему приходилось ночевать на предприятии, часто работая по две смены подряд. В книге «История Адмиралтейского завода» есть фото Леонида, а под ним надпись:
Леонид Савичев работал очень старательно, ни разу не опоздал на смену, хотя был истощён. Но однажды он на завод не пришел. А через два дня в цех сообщили, что Савичев умер...
Лёка умер от дистрофии 17 марта в заводском стационаре. Ему было 24 года. Позже Михаил вспоминал о брате как об отличном парне, который всегда гордился тем, что был ровесником Октября и что год его рождения — 1917. Таня раскрывает блокнот на букве «Л» и пишет, в спешке объединяя два слова в одно:
Лёка умер 17 марта в 5 часутра в 1942 г.
Лёку вместе с заводчанами, которые умерли с ним в одно время в стационаре, хоронили сотрудники завода — отвезли на Пискарёвское кладбище.
Дядя Вася
В апреле 1942 года, с потеплением, из осаждённого Ленинграда исчезла угроза смерти от холода, однако не отступала угроза со стороны голода, в результате чего в городе к тому моменту началась целая эпидемия: алиментарная дистрофия, цинга, кишечные заболевания и туберкулёз уносили жизни тысяч ленинградцев. И Савичевы не стали исключением. 13 апреля в 56 лет умер Василий. Таня раскрывает блокнот на букве «Д» и делает соответствующую запись, которая получается не очень правильной и сбивчивой:
Дядя Вася умер в 13 апр 2 ч ночь 1942 г.
В апреле 1942 года, с потеплением, из осаждённого Ленинграда исчезла угроза смерти от холода, однако не отступала угроза со стороны голода, в результате чего в городе к тому моменту началась целая эпидемия: алиментарная дистрофия, цинга, кишечные заболевания и туберкулёз уносили жизни тысяч ленинградцев. И Савичевы не стали исключением. 13 апреля в 56 лет умер Василий. Таня раскрывает блокнот на букве «Д» и делает соответствующую запись, которая получается не очень правильной и сбивчивой:
Дядя Вася умер в 13 апр 2 ч ночь 1942 г.
Дядя Лёша
25 апреля эвакуация по Дороге жизни была прекращена. 4 мая 1942 года в Ленинграде открылось 137 школ. К учёбе вернулись почти 64 тысячи детей. Медицинский осмотр показал, что из каждых ста лишь четверо не страдали цингой и дистрофией.
Таня в свою школу № 35 уже не вернулась, потому что теперь на ней лежала забота о матери и дяде Лёше, которые к тому моменту уже окончательно подорвали здоровье. Алексею к тому моменту уже был поставлен диагноз — третья степень алиментарной дистрофии, и при этом запущенная. Его не могла спасти даже госпитализация. Дядя Алексей умер в возрасте 71 года 10 мая. Страница на букву «Л» уже была занята Лёкой и поэтому Таня пишет на развороте, слева. На этой странице слово «умер» Таня пропускает:
Дядя Леша 10 мая в 4 ч дня 1942 г.
25 апреля эвакуация по Дороге жизни была прекращена. 4 мая 1942 года в Ленинграде открылось 137 школ. К учёбе вернулись почти 64 тысячи детей. Медицинский осмотр показал, что из каждых ста лишь четверо не страдали цингой и дистрофией.
Таня в свою школу № 35 уже не вернулась, потому что теперь на ней лежала забота о матери и дяде Лёше, которые к тому моменту уже окончательно подорвали здоровье. Алексею к тому моменту уже был поставлен диагноз — третья степень алиментарной дистрофии, и при этом запущенная. Его не могла спасти даже госпитализация. Дядя Алексей умер в возрасте 71 года 10 мая. Страница на букву «Л» уже была занята Лёкой и поэтому Таня пишет на развороте, слева. На этой странице слово «умер» Таня пропускает:
Дядя Леша 10 мая в 4 ч дня 1942 г.
Мать
Марии Игнатьевны не стало утром 13 мая. На листке под буквой «М» девочка делает запись, пропустив слово «умерла»:
Мама в 13 мая в 7.30 час утра 1942 г.
Со смертью матери Таня потеряла надежду, что Миша и Нина когда-нибудь вернутся домой. На букве «С» она пишет:
Савичевы умерли
Брата и сестру Таня окончательно считает погибшими и поэтому на букве «У» выводит:
Умерли все
Марии Игнатьевны не стало утром 13 мая. На листке под буквой «М» девочка делает запись, пропустив слово «умерла»:
Мама в 13 мая в 7.30 час утра 1942 г.
Со смертью матери Таня потеряла надежду, что Миша и Нина когда-нибудь вернутся домой. На букве «С» она пишет:
Савичевы умерли
Брата и сестру Таня окончательно считает погибшими и поэтому на букве «У» выводит:
Умерли все
Таня
Свой первый страшный день Таня провела у своей подруги Веры (Веры Афанасьевны Николаенко), которая жила вместе с родителями этажом ниже Савичевых. Вера была на год старше Тани и девочки общались по-соседски. Во время Блокады Вера с Таней не виделись. Вера почти не выходила из дома и не знала, что происходит у соседей. Но утром 13 мая 1942 года Таня пришла к ним сама.
"Таня постучала к нам утром. Сказала, что только что умерла её мама, и она осталась совсем одна. Просила помочь отвезти тело. Она плакала и выглядела совсем больной. "
Мать Веры, Агриппина Михайловна Николаенко, зашила тело Марии Игнатьевны в серое одеяло с полоской. Отец Веры, Афанасий Семёнович, который был ранен на фронте, лечился в госпитале в Ленинграде и имел возможность часто приходить домой, пошёл в детский сад, что находился рядом, и попросил там двухколёсную тележку. На ней он и Вера вдвоём повезли тело через весь Васильевский остров за реку Смоленку.
"Таня пойти с нами не могла — была совсем слаба. Помню, тележка на брусчатке подпрыгивала, особенно когда шли по Малому проспекту. Завёрнутое в одеяло тело клонилось набок, и я его поддерживала. За мостом через Смоленку находился огромный ангар. Туда свозили трупы со всего Васильевского острова. Мы занесли туда тело и оставили. Помню, там была гора трупов. Когда туда вошли, раздался жуткий стон. Это из горла кого-то из мертвых выходил воздух… Мне стало очень страшно.
Трупы из этого ангара хоронили в братских могилах на Смоленском православном кладбище, так что Танина мать лежит там".
Когда газета «Аргументы и факты» в январе 2004 года напечатала статью про Нину и Мишу под названием «Савичевы умерли не все», в её редакцию позвонил сын Веры и рассказал, что его мать хоронила мать Тани Савичевой. Редакция позвонила ей и выяснила все подробности. После чего Вера встретилась с Ниной. Нина была очень удивлена, когда узнала, что её мать похоронена на Смоленском кладбище, потому что до этого она была уверена, что мать вместе с дядями, бабушкой и братом похоронена в братских могилах на Пискарёвском кладбище. Государственный мемориальный музей обороны и блокады Ленинграда в своё время даже сообщил ей номера этих могил. Однако сотрудники архива Пискаревского кладбища установили с точностью, что Мария Игнатьевна Савичева похоронена на Смоленском православном кладбище, прямо недалеко от могилы её мужа. Правда, при регистрации допустили ошибку: отчество Игнатьевна почему-то заменили на Михайловна. Под этим именем она и значится в электронной Книге памяти кладбища.
Таня пробыла у Николаенко весь тот день и осталась на ночь.
"Сказала, что пойдет жить к тёте. Вечером пришёл мой отец, принёс немного селёдки. Мы сели ужинать. Таня съела кусочек и сказала: «Ой, я вся просолонилась». Когда мы ложились спать, она показала матерчатый мешочек, висевший на верёвке у неё на шее. Объяснила, что там драгоценности, оставшиеся от отца. Она собиралась менять их на хлеб. На следующее утро Таня ушла. Больше я её никогда не видела."
Свой первый страшный день Таня провела у своей подруги Веры (Веры Афанасьевны Николаенко), которая жила вместе с родителями этажом ниже Савичевых. Вера была на год старше Тани и девочки общались по-соседски. Во время Блокады Вера с Таней не виделись. Вера почти не выходила из дома и не знала, что происходит у соседей. Но утром 13 мая 1942 года Таня пришла к ним сама.
"Таня постучала к нам утром. Сказала, что только что умерла её мама, и она осталась совсем одна. Просила помочь отвезти тело. Она плакала и выглядела совсем больной. "
Мать Веры, Агриппина Михайловна Николаенко, зашила тело Марии Игнатьевны в серое одеяло с полоской. Отец Веры, Афанасий Семёнович, который был ранен на фронте, лечился в госпитале в Ленинграде и имел возможность часто приходить домой, пошёл в детский сад, что находился рядом, и попросил там двухколёсную тележку. На ней он и Вера вдвоём повезли тело через весь Васильевский остров за реку Смоленку.
"Таня пойти с нами не могла — была совсем слаба. Помню, тележка на брусчатке подпрыгивала, особенно когда шли по Малому проспекту. Завёрнутое в одеяло тело клонилось набок, и я его поддерживала. За мостом через Смоленку находился огромный ангар. Туда свозили трупы со всего Васильевского острова. Мы занесли туда тело и оставили. Помню, там была гора трупов. Когда туда вошли, раздался жуткий стон. Это из горла кого-то из мертвых выходил воздух… Мне стало очень страшно.
Трупы из этого ангара хоронили в братских могилах на Смоленском православном кладбище, так что Танина мать лежит там".
Когда газета «Аргументы и факты» в январе 2004 года напечатала статью про Нину и Мишу под названием «Савичевы умерли не все», в её редакцию позвонил сын Веры и рассказал, что его мать хоронила мать Тани Савичевой. Редакция позвонила ей и выяснила все подробности. После чего Вера встретилась с Ниной. Нина была очень удивлена, когда узнала, что её мать похоронена на Смоленском кладбище, потому что до этого она была уверена, что мать вместе с дядями, бабушкой и братом похоронена в братских могилах на Пискарёвском кладбище. Государственный мемориальный музей обороны и блокады Ленинграда в своё время даже сообщил ей номера этих могил. Однако сотрудники архива Пискаревского кладбища установили с точностью, что Мария Игнатьевна Савичева похоронена на Смоленском православном кладбище, прямо недалеко от могилы её мужа. Правда, при регистрации допустили ошибку: отчество Игнатьевна почему-то заменили на Михайловна. Под этим именем она и значится в электронной Книге памяти кладбища.
Таня пробыла у Николаенко весь тот день и осталась на ночь.
"Сказала, что пойдет жить к тёте. Вечером пришёл мой отец, принёс немного селёдки. Мы сели ужинать. Таня съела кусочек и сказала: «Ой, я вся просолонилась». Когда мы ложились спать, она показала матерчатый мешочек, висевший на верёвке у неё на шее. Объяснила, что там драгоценности, оставшиеся от отца. Она собиралась менять их на хлеб. На следующее утро Таня ушла. Больше я её никогда не видела."
Таня пошла к бабушкиной племяннице тёте Дусе — Евдокии Петровне Арсеньевой, которая жила в коммунальной квартире на улице Пролетарской диктатуры (дом № 1а, комната № 3). Она родилась в Петрограде. В 1918 году умерли её отец и мать, и они с сестрой Ольгой (в будущем Крутоус) остались сиротами, после чего их разлучили. Ольга попала в детский дом в Пушкине, а Евдокию в качестве няньки отправили в одну деревенскую семью. Ещё задолго до войны Ольга разыскала сестру и уговорила её вернуться в Ленинград, где та нашла работу на слюдяной фабрике. С 1930 года сёстры не общались, в результате тяжёлого детства Евдокия выросла очень неприветливой.
С собой Таня прихватила стоявшую у них дома палехскую шкатулку, в которой хранились мамина свадебная фата и венчальные свечи. Теперь же вместе с ними там лежали шесть свидетельств о смерти и блокнот Нины. Тётя Дуся взяла опекунство над Таней и перевезла в свою комнату на хранение многие вещи Савичевых. В то время она отрабатывала на заводе по полторы смены без отдыха и, уходя на работу, отправляла девочку на улицу, а комнату запирала на ключ. Делалось это исключительно по благим намерениям, так как Таня к тому моменту уже сама была окончательно истощена и для неё же было лучшим пребывание на свежем воздухе. Несмотря на то, что уже стоял май, девочка, как и все ленинградцы, страдавшие дистрофией, ощущала озноб и ходила в зимней одежде. Нередко случалось, что, вернувшись домой, тётя Дуся заставала Таню спящей прямо на лестнице.
В самом начале июня 1942 года Таню, так же уснувшую на лестнице, застал Василий Крылов — друг Лёки (играл в его ансамбле и тоже был белобилетником, потому что во время Советско-финской войны лишился нескольких пальцев на руке) и воздыхатель Нины (Василий по профессии был инструктором по планеризму, а Нина до войны всерьёз увлекалась планерным спортом). От него она узнала, что Нина жива. Оказалось, что во время эвакуации она тяжело заболела, её сняли с поезда и отправили в больницу, откуда она попала в совхоз в Тверской области (тогда Калининская). При первой же возможности Нина послала Василию (при этом не зная, что его тоже эвакуировали, однако ему удалось довольно скоро вернуться домой) письмо, чтобы он узнал, что с её семьёй. Спустя какое-то время Крылов прислал ей ответ, что тётя Дуся, якобы из благих намерений, сняла с себя опеку над Таней и отправила её в эвакуацию.
С собой Таня прихватила стоявшую у них дома палехскую шкатулку, в которой хранились мамина свадебная фата и венчальные свечи. Теперь же вместе с ними там лежали шесть свидетельств о смерти и блокнот Нины. Тётя Дуся взяла опекунство над Таней и перевезла в свою комнату на хранение многие вещи Савичевых. В то время она отрабатывала на заводе по полторы смены без отдыха и, уходя на работу, отправляла девочку на улицу, а комнату запирала на ключ. Делалось это исключительно по благим намерениям, так как Таня к тому моменту уже сама была окончательно истощена и для неё же было лучшим пребывание на свежем воздухе. Несмотря на то, что уже стоял май, девочка, как и все ленинградцы, страдавшие дистрофией, ощущала озноб и ходила в зимней одежде. Нередко случалось, что, вернувшись домой, тётя Дуся заставала Таню спящей прямо на лестнице.
В самом начале июня 1942 года Таню, так же уснувшую на лестнице, застал Василий Крылов — друг Лёки (играл в его ансамбле и тоже был белобилетником, потому что во время Советско-финской войны лишился нескольких пальцев на руке) и воздыхатель Нины (Василий по профессии был инструктором по планеризму, а Нина до войны всерьёз увлекалась планерным спортом). От него она узнала, что Нина жива. Оказалось, что во время эвакуации она тяжело заболела, её сняли с поезда и отправили в больницу, откуда она попала в совхоз в Тверской области (тогда Калининская). При первой же возможности Нина послала Василию (при этом не зная, что его тоже эвакуировали, однако ему удалось довольно скоро вернуться домой) письмо, чтобы он узнал, что с её семьёй. Спустя какое-то время Крылов прислал ей ответ, что тётя Дуся, якобы из благих намерений, сняла с себя опеку над Таней и отправила её в эвакуацию.
Эвакуация
Евдокия Петровна Арсеньева в конечном счёте сняла с себя опеку над Таней и оформила её в детский дом № 48 Смольнинского района, который готовился тогда к эвакуации в Шатковский район Горьковской области (с 1990 года Нижегородской), что был в 1300 километрах от Ленинграда. Детские дома в блокадном Ленинграде формировались и укомплектовывались педагогами под строгим контролем НКВД, после чего переправлялись на Большую землю. Эшелон, в котором находилась Таня, неоднократно попадал под бомбёжки, и только в августе 1942 года прибыл, наконец, в посёлок Шатки. Одна из создателей шатковского музея, посвящённого Тане Савичевой, преподаватель истории Ирина Николаева позже вспоминала:
"Встречать этот эшелон к станции вышло очень много народа. Раненых в Шатки привозили постоянно, но на этот раз людей предупредили, что в одном из вагонов будут находиться дети из блокадного Ленинграда. Поезд остановился, однако из открывшейся двери большого вагона так никто и не вышел. Большая часть ребятишек попросту не могла встать с кроватей. Те, кто решился заглянуть внутрь, долго не могли прийти в себя. Вид детей был страшен - кости, кожа и дикая тоска в огромных глазах. Женщины подняли невероятный крик. «Они же живые ещё!» — успокаивали их сотрудники НКВД, сопровождавшие поезд. Практически сразу люди стали нести к тому вагону продукты, отдавали последнее. В результате в помещение, подготовленное для детского дома, детей отправили под конвоем. Человеческая доброта и самый маленький кусок хлеба с голодухи запросто могли убить их."
Детский дом № 48 в составе 125 детей (в том числе и Тани) был отправлен в расположенный неподалёку от Шатков посёлок Красный Бор. Там их разместили в одном из зданий средней школы, где они должны были пройти двухнедельный карантин. Несмотря на нехватку продуктов и медикаментов, горьковчане смогли выходить ленинградских детей. Как следует из акта обследования условий жизни воспитанников детского дома, все 125 детей были физически истощены, но инфекционнобольных насчитывалось лишь пятеро. Один малыш страдал от стоматита, трое болели чесоткой, ещё один — туберкулёзом. Случилось так, что этим единственным туберкулёзным больным и оказалась Таня Савичева.
Таню не допускали к другим детям, и единственный человек, который с ней общался, была приставленная к ней медсестра Нина Михайловна Середкина. Она делала всё, чтобы облегчить Танины страдания и, по воспоминаниям Ирины Николаевой, ей это в какой-то степени удалось:
Через некоторое время Таня могла ходить на костылях, а позже передвигалась, держась руками за стенку.
Евдокия Петровна Арсеньева в конечном счёте сняла с себя опеку над Таней и оформила её в детский дом № 48 Смольнинского района, который готовился тогда к эвакуации в Шатковский район Горьковской области (с 1990 года Нижегородской), что был в 1300 километрах от Ленинграда. Детские дома в блокадном Ленинграде формировались и укомплектовывались педагогами под строгим контролем НКВД, после чего переправлялись на Большую землю. Эшелон, в котором находилась Таня, неоднократно попадал под бомбёжки, и только в августе 1942 года прибыл, наконец, в посёлок Шатки. Одна из создателей шатковского музея, посвящённого Тане Савичевой, преподаватель истории Ирина Николаева позже вспоминала:
"Встречать этот эшелон к станции вышло очень много народа. Раненых в Шатки привозили постоянно, но на этот раз людей предупредили, что в одном из вагонов будут находиться дети из блокадного Ленинграда. Поезд остановился, однако из открывшейся двери большого вагона так никто и не вышел. Большая часть ребятишек попросту не могла встать с кроватей. Те, кто решился заглянуть внутрь, долго не могли прийти в себя. Вид детей был страшен - кости, кожа и дикая тоска в огромных глазах. Женщины подняли невероятный крик. «Они же живые ещё!» — успокаивали их сотрудники НКВД, сопровождавшие поезд. Практически сразу люди стали нести к тому вагону продукты, отдавали последнее. В результате в помещение, подготовленное для детского дома, детей отправили под конвоем. Человеческая доброта и самый маленький кусок хлеба с голодухи запросто могли убить их."
Детский дом № 48 в составе 125 детей (в том числе и Тани) был отправлен в расположенный неподалёку от Шатков посёлок Красный Бор. Там их разместили в одном из зданий средней школы, где они должны были пройти двухнедельный карантин. Несмотря на нехватку продуктов и медикаментов, горьковчане смогли выходить ленинградских детей. Как следует из акта обследования условий жизни воспитанников детского дома, все 125 детей были физически истощены, но инфекционнобольных насчитывалось лишь пятеро. Один малыш страдал от стоматита, трое болели чесоткой, ещё один — туберкулёзом. Случилось так, что этим единственным туберкулёзным больным и оказалась Таня Савичева.
Таню не допускали к другим детям, и единственный человек, который с ней общался, была приставленная к ней медсестра Нина Михайловна Середкина. Она делала всё, чтобы облегчить Танины страдания и, по воспоминаниям Ирины Николаевой, ей это в какой-то степени удалось:
Через некоторое время Таня могла ходить на костылях, а позже передвигалась, держась руками за стенку.
Но Таня всё равно была настолько слаба, что в начале марта 1944 года её пришлось направить в Понетаевский дом инвалидов в селе Понетаевка, что было в 25 километрах от Красного Бора, хотя и там ей не стало лучше. По состоянию здоровья она была самым тяжёлым больным, и поэтому через два месяца 24 мая Таню перевели в инфекционное отделение Шатковской районной больницы, где за ней до последнего дня ухаживала санитарка Анна Михайловна Журкина:
"Я хорошо помню эту девочку. Худенькое личико, широко открытые глаза. День и ночь я не отходила от Танечки, но болезнь была неумолима, и она вырвала ее из моих рук. Я не могу без слез вспоминать это... "
Прогрессирующие дистрофия, цинга, нервное потрясение, да ещё костный туберкулёз, которым Таня переболела в раннем детстве, сделали своё дело. Из всех прибывших тогда детей детского дома № 48 не удалось спасти только Таню Савичеву. Её часто мучили головные боли, а незадолго до смерти она ослепла. Таня Савичева умерла 1 июля 1944 в возрасте 14-ти с половиной лет от туберкулёза кишечника.
Когда девочка умерла, Журкину отправили в областной центр за дезинфицирующими материалами. Ехать ей пришлось на крыше вагона и так же возвращаться назад с двумя мешками хлорки. Оказавшись в Таниной палате, она увидела, что её кровать уже пуста. Выяснилось, что в тот же день Таню, как безродную, похоронил больничный конюх. Он показал Журкиной место на поселковом кладбище. Рядом с этим местом были похоронены родные Анны Михайловны. С того же года она стала ухаживать и за Таниной могилой.
"Я хорошо помню эту девочку. Худенькое личико, широко открытые глаза. День и ночь я не отходила от Танечки, но болезнь была неумолима, и она вырвала ее из моих рук. Я не могу без слез вспоминать это... "
Прогрессирующие дистрофия, цинга, нервное потрясение, да ещё костный туберкулёз, которым Таня переболела в раннем детстве, сделали своё дело. Из всех прибывших тогда детей детского дома № 48 не удалось спасти только Таню Савичеву. Её часто мучили головные боли, а незадолго до смерти она ослепла. Таня Савичева умерла 1 июля 1944 в возрасте 14-ти с половиной лет от туберкулёза кишечника.
Когда девочка умерла, Журкину отправили в областной центр за дезинфицирующими материалами. Ехать ей пришлось на крыше вагона и так же возвращаться назад с двумя мешками хлорки. Оказавшись в Таниной палате, она увидела, что её кровать уже пуста. Выяснилось, что в тот же день Таню, как безродную, похоронил больничный конюх. Он показал Журкиной место на поселковом кладбище. Рядом с этим местом были похоронены родные Анны Михайловны. С того же года она стала ухаживать и за Таниной могилой.
Дневник Тани Савичевой
Страницы дневника.
28 декабря 1941 года. Женя умерла в 12 часов утра.
Бабушка умерла 25 января 1942-го, в 3 часа дня.
Лёка умер 17 марта в 5 часов утра.
Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи.
Дядя Лёша 10 мая в 4 часа дня.
Мама — 13 мая в 730 утра 1942 года.
Савичевы умерли.
Умерли все.
Осталась одна Таня.
Страницы дневника.
28 декабря 1941 года. Женя умерла в 12 часов утра.
Бабушка умерла 25 января 1942-го, в 3 часа дня.
Лёка умер 17 марта в 5 часов утра.
Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи.
Дядя Лёша 10 мая в 4 часа дня.
Мама — 13 мая в 730 утра 1942 года.
Савичевы умерли.
Умерли все.
Осталась одна Таня.
Метки: Блокада Ленинграда Таня Савичева
Новости партнёров
реклама
http://www.litmir.me/bd/?b=146725http://www.litmir.me/bd/?b=146725
http://www.livelib.ru/book/1000657323http://www.livelib.ru/book/1000657323