3247
6
Проклятие шло не от бога. Проклятие шло от него самого и было вскормлено лишь его собственными деяниями – и это было в равной степени применимо ко всем людям и ко всем постигающим их карам (с).
Эта история началась в 1941 году, когда житель городка Ярцево Смоленской области Клим Соболев был мобилизован в ряды РККА защищать русскую землю от фашистских захватчиков. Молодой боец был отправлен служить в 3-й батальон 29-го полка 38-й стрелковой дивизии 19-й армии генерала Конева, и в первые же дни войны ему пришлось хлебнуть лиха. Батальон бросили сначала оборонять родное Ярцево, а затем перекинули под Смоленск, где шли тяжелейшие бои.
×
— Если кто и сорвал немцам блицкриг с быстрым захватом Москвы, — вспоминал потом ветеран, — то это были мы. Дрались до последней капли крови. Мой родной город восемь раз переходил из рук в руки, а бои под Смоленском были тяжелейшими, у нас в живых осталась едва ли половина батальона, к августу наш полк был почти разбит.
Иуда
В августе 1941 года фашисты взяли несдающийся город в клещи. Для отхода советских войск остался лишь узкий коридор с переправой через Днепр — её называли Соловья переправа. Бойцы Красной армии группами отходили через неё на восток.
Клим Соболев, в урагане боёв отстав от своей части, прибился к группе солдат из другого полка. Бойцы по большей части были молодыми ребятами и решили выходить из окружения вместе. Был среди них и молоденький растерянный лейтенант, который уже никем не командовал, а просто шёл вместе со всеми.
Клим Соболев, в урагане боёв отстав от своей части, прибился к группе солдат из другого полка. Бойцы по большей части были молодыми ребятами и решили выходить из окружения вместе. Был среди них и молоденький растерянный лейтенант, который уже никем не командовал, а просто шёл вместе со всеми.
Уже тогда Соболев почувствовал неприязнь к одному из своих новых товарищей — Михаилу Сергиенко. Чем хуже шли дела у отряда, тем шире была глумливая улыбка на широком лице Сергиенко, тем чаще он старался во что бы то ни стало задержать продвижение бойцов, тем чаще забегал в деревни, мимо которых проходили, якобы чтобы "найти пожрать". А когда один из раненых бойцов умер, сразу полез обшаривать его ещё не остывшее тело, отвечая на недоуменные вопросы, мол, мало вы в жизни понимаете, мертвецу вещи не нужны, а нам пригодятся.
Когда бойцы стали рыть могилу, чтобы достойно похоронить павшего товарища, Сергиенко снова улизнул в деревню. Обратно нагрянул не один — с немцами. Тех, кто успел схватиться за оружие, фашисты положили на месте, остальных избили прикладами.
Сергиенко тут же указал немцам на лейтенанта: "Это комиссар!" — и жестами попросил у немецкого офицера разрешения связать его. Тот милостиво позволил, но сам был удивлён жестокостью предателя: Сергиенко связал лейтенанта, который не сделал ему ничего плохого, и тут же стал топтать его ногами, норовил ударить сапогом в лицо. Немцы сами оттащили предателя от советского офицера. Затем фашисты под дулами автоматов отконвоировали пленников к дороге, где находились другие военнопленные.
По дороге Сергиенко, брызгая слюной, орал, что наконец-то "вашу вшивую РККА разгромили!", бил других пленников, смеялся и говорил, что он один из всех знает себе цену. Ночь военнопленные провели под открытым небом, а утром Сергиенко и лейтенанта увели. Но если лейтенанта Соболев больше никогда не видел, то с предателем ему довелось встретиться снова.
Когда бойцы стали рыть могилу, чтобы достойно похоронить павшего товарища, Сергиенко снова улизнул в деревню. Обратно нагрянул не один — с немцами. Тех, кто успел схватиться за оружие, фашисты положили на месте, остальных избили прикладами.
Сергиенко тут же указал немцам на лейтенанта: "Это комиссар!" — и жестами попросил у немецкого офицера разрешения связать его. Тот милостиво позволил, но сам был удивлён жестокостью предателя: Сергиенко связал лейтенанта, который не сделал ему ничего плохого, и тут же стал топтать его ногами, норовил ударить сапогом в лицо. Немцы сами оттащили предателя от советского офицера. Затем фашисты под дулами автоматов отконвоировали пленников к дороге, где находились другие военнопленные.
По дороге Сергиенко, брызгая слюной, орал, что наконец-то "вашу вшивую РККА разгромили!", бил других пленников, смеялся и говорил, что он один из всех знает себе цену. Ночь военнопленные провели под открытым небом, а утром Сергиенко и лейтенанта увели. Но если лейтенанта Соболев больше никогда не видел, то с предателем ему довелось встретиться снова.
Выжил он чудом — до сентября фашисты держали пленных советских солдат в сортировочном лагере под открытым небом, а осенью перевели в лагерь в Ярцеве, но условия там были ещё хуже. Через три месяца Соболев понял, что из тех, кого взяли в плен вместе с ним, он единственный остался в живых.
Заправляли в лагере так называемые капо — нацистские холуи, сотрудничавшие с администрацией, среди которых командиром был уже знакомый Соболеву предатель Сергиенко, требовавший, чтобы его уважительно звали Серго, но военнопленные за глаза иначе как Мишка Лютарь его не называли.
Лютарь действительно лютовал: измывался над вчерашними товарищами по малейшему поводу, избивал за косой взгляд, за "недостаточно радостное" выражение лица, да и просто для развлечения. Даже фашисты удивлялись его жестокости. Часто устраивал "наказание для ленивых". Тех, кто уже так ослаб, что не мог работать, охрана валила на землю, и Лютарь прыгал у бедняги на голове, пока та не лопалась, словно переспевший арбуз, орошая кровью серую лагерную землю. Тогда изувер уходил довольный.
Поговаривали, что он лично ездил по местным деревням, отбирал для фашистов самых красивых девушек. После того как немцам они надоедали, их отдавали Лютарю и его помощникам, а те в живых их не оставляли. Любимым развлечением Лютаря было напиться и заставлять девушек голыми бегать по двору, в то время как он и его подручные стреляли по ним как по живым мишеням.
Хвастался Лютарь, что не раз его забрасывали в советские тылы, где он выводил отдельные отряды советских бойцов на засаду фашистов. Лагерь для военнопленных Соболев называл адом.
— Выжил я только потому, что очень хотел остаться в живых и отмстить за всё, что эти сволочи делали, — вспоминал он.
Весной 1943 года на разгрузке вагонов Соболев попал на глаза Лютарю. Сергиенко узнал его и пообещал расправиться, как только будет возможность. Но Климу повезло: вскоре в лагерь приехали рекрутеры из армии Власова — и Лютарь записался в РОА одним из первых.
Заправляли в лагере так называемые капо — нацистские холуи, сотрудничавшие с администрацией, среди которых командиром был уже знакомый Соболеву предатель Сергиенко, требовавший, чтобы его уважительно звали Серго, но военнопленные за глаза иначе как Мишка Лютарь его не называли.
Лютарь действительно лютовал: измывался над вчерашними товарищами по малейшему поводу, избивал за косой взгляд, за "недостаточно радостное" выражение лица, да и просто для развлечения. Даже фашисты удивлялись его жестокости. Часто устраивал "наказание для ленивых". Тех, кто уже так ослаб, что не мог работать, охрана валила на землю, и Лютарь прыгал у бедняги на голове, пока та не лопалась, словно переспевший арбуз, орошая кровью серую лагерную землю. Тогда изувер уходил довольный.
Поговаривали, что он лично ездил по местным деревням, отбирал для фашистов самых красивых девушек. После того как немцам они надоедали, их отдавали Лютарю и его помощникам, а те в живых их не оставляли. Любимым развлечением Лютаря было напиться и заставлять девушек голыми бегать по двору, в то время как он и его подручные стреляли по ним как по живым мишеням.
Хвастался Лютарь, что не раз его забрасывали в советские тылы, где он выводил отдельные отряды советских бойцов на засаду фашистов. Лагерь для военнопленных Соболев называл адом.
— Выжил я только потому, что очень хотел остаться в живых и отмстить за всё, что эти сволочи делали, — вспоминал он.
Весной 1943 года на разгрузке вагонов Соболев попал на глаза Лютарю. Сергиенко узнал его и пообещал расправиться, как только будет возможность. Но Климу повезло: вскоре в лагерь приехали рекрутеры из армии Власова — и Лютарь записался в РОА одним из первых.
Живой!
В конце лета 1943 года до военнопленных всё чаще стали доходить известия о том, что Красная армия перешла в наступление и близок час освобождения родной земли. Однако охранять военнопленных стали ещё строже — все побеги заканчивались смертью.
Климу Соболеву повезло: когда пленных погнали на запад, во время сильного ливня он сумел залечь в канаву в грязь и так отстал от колонны военнопленных. Он был истощён и почти не мог ходить. Из-за авитаминоза ничего не видел в сумерках, ноги были покрыты язвами. После нескольких неудачных попыток перейти через линию фронта он отказался от этой идеи. К счастью, его подобрала и несколько недель выхаживала местная женщина.
А когда линия фронта откатилась дальше на запад, а Соболев наконец смог встать на ноги, он сам пошёл в комендатуру и там рассказал о себе всё. Дальше были фильтрационный лагерь, госпиталь и возвращение в ряды Красной армии.
За оставшиеся 1944 и 1945 годы он сумел наверстать упущенное и отомстить за товарищей. Воевал на совесть, был ранен, принимал участие в освобождении Белоруссии, Прибалтики, войну закончил в Восточной Пруссии. Был награждён орденом Славы II степени, орденом Великой Отечественной войны, имел медали "За отвагу" и взятие городов. И всю войну жаждал одного — встретить Лютаря и отомстить ему. Но не привелось.
А когда линия фронта откатилась дальше на запад, а Соболев наконец смог встать на ноги, он сам пошёл в комендатуру и там рассказал о себе всё. Дальше были фильтрационный лагерь, госпиталь и возвращение в ряды Красной армии.
За оставшиеся 1944 и 1945 годы он сумел наверстать упущенное и отомстить за товарищей. Воевал на совесть, был ранен, принимал участие в освобождении Белоруссии, Прибалтики, войну закончил в Восточной Пруссии. Был награждён орденом Славы II степени, орденом Великой Отечественной войны, имел медали "За отвагу" и взятие городов. И всю войну жаждал одного — встретить Лютаря и отомстить ему. Но не привелось.
Страшная месть
После окончания войны Клим Соболев вернулся в родной городок Ярцево — строить мирную жизнь. В начале 1970-х годов в Ярцеве началась большая стройка — там решили возвести завод АМО "ЗИЛ", и в город со всех концов страны съехались разные специалисты. Вот тогда-то и встретил он Лютаря.
Случилось это в декабре 1973 года на почте, куда Соболев отправился, чтобы поздравить телеграммой родных. Но, когда увидел близко в очереди лицо карателя, его всё ту же глумливую ухмылку, все поздравительные слова забыл разом. Внутри зашевелилось чувство животного ужаса, которое Соболев испытывал в лагере.
Стараясь унять дрожь, Клим выскользнул из почтового отделения, дождался, когда Лютарь выйдет, проследил до дома. В голове засела лишь одна мысль: теперь не уйдёт. Чтобы выследить предателя, взял больничный — упросил врачиху, пожертвовав ей драгоценные новогодние мандарины и палку дорогой колбасы.
Как оказалось, Лютарь был специалистом, приехавшим на стройку, жил как ни в чём не бывало на окраине города на съёмной квартире. Если и была поначалу у Клима Соболева мысль донести на карателя куда следует, то он её быстро отбросил. Опознать предателя, кроме него, было некому, а значит, на суде слово Клима могло быть против слова заезжего специалиста, и ещё неизвестно, кому поверят.
Поэтому ветеран решил взять правосудие в свои руки. Он понимал, что в СССР каратель оказался не просто так — скорее всего, его забросили сюда в самом конце войны как диверсанта или как "спящего шпиона", который должен был дожидаться инструкций из-за рубежа. "Это дело только моё и тех, кого он убил!" — так он решил для себя.
Неделю выслеживал Лютаря, узнал его расписание, где бывает. В один из вечеров догнал его в тёмном переулке, окликнул, подойдя вплотную.
— Гражданин Сергиенко?
Лютарь обернулся, опешил, губы скривились в жалкой, но до жути знакомой улыбке.
— Вы обознались, — попытался он пойти на попятную, — моя фамилия Качесов!
Но ложь его не спасла. Соболев ударил его ножом в живот, зажал ладонью рот и со словами "Привет тебе от красноармейцев ярцевского лагеря!" перерезал карателю глотку. Орудие убийства Соболев утопил в реке, а через некоторое время навсегда уехал из родного города. Осел в Зеленограде.
Случилось это в декабре 1973 года на почте, куда Соболев отправился, чтобы поздравить телеграммой родных. Но, когда увидел близко в очереди лицо карателя, его всё ту же глумливую ухмылку, все поздравительные слова забыл разом. Внутри зашевелилось чувство животного ужаса, которое Соболев испытывал в лагере.
Стараясь унять дрожь, Клим выскользнул из почтового отделения, дождался, когда Лютарь выйдет, проследил до дома. В голове засела лишь одна мысль: теперь не уйдёт. Чтобы выследить предателя, взял больничный — упросил врачиху, пожертвовав ей драгоценные новогодние мандарины и палку дорогой колбасы.
Как оказалось, Лютарь был специалистом, приехавшим на стройку, жил как ни в чём не бывало на окраине города на съёмной квартире. Если и была поначалу у Клима Соболева мысль донести на карателя куда следует, то он её быстро отбросил. Опознать предателя, кроме него, было некому, а значит, на суде слово Клима могло быть против слова заезжего специалиста, и ещё неизвестно, кому поверят.
Поэтому ветеран решил взять правосудие в свои руки. Он понимал, что в СССР каратель оказался не просто так — скорее всего, его забросили сюда в самом конце войны как диверсанта или как "спящего шпиона", который должен был дожидаться инструкций из-за рубежа. "Это дело только моё и тех, кого он убил!" — так он решил для себя.
Неделю выслеживал Лютаря, узнал его расписание, где бывает. В один из вечеров догнал его в тёмном переулке, окликнул, подойдя вплотную.
— Гражданин Сергиенко?
Лютарь обернулся, опешил, губы скривились в жалкой, но до жути знакомой улыбке.
— Вы обознались, — попытался он пойти на попятную, — моя фамилия Качесов!
Но ложь его не спасла. Соболев ударил его ножом в живот, зажал ладонью рот и со словами "Привет тебе от красноармейцев ярцевского лагеря!" перерезал карателю глотку. Орудие убийства Соболев утопил в реке, а через некоторое время навсегда уехал из родного города. Осел в Зеленограде.
Самосуд, который он совершил над предателем, видимо, всё же не давал ветерану покоя, и он рассказал эту историю московскому журналисту Илье Охоховину в 1995 году. Рассказал, зная, что для таких признаний ещё не время. Просил лишь изменить фамилии — срок давности ещё не прошёл. Тогда, в 1990-е годы, в разгул "бандитской демократии", эта история могла быть воспринята как "свидетельство коммунистического фанатизма".
Сейчас она воспринимается так, как и должна. Судить ветерана войны, который вынес предателю, убивавшему русских солдат, приговор и сам привёл его в исполнение, никто не будет — его уже нет в живых, он умер через четыре месяца после того, как поведал свою историю журналисту.
Сейчас она воспринимается так, как и должна. Судить ветерана войны, который вынес предателю, убивавшему русских солдат, приговор и сам привёл его в исполнение, никто не будет — его уже нет в живых, он умер через четыре месяца после того, как поведал свою историю журналисту.
Честно говорю - украл с просторов интернета. Ссылку указал. И мне, эта история, кажется поучительной. Всё возвращается. Рано или поздно.
И справедливость - она есть. Она у нас внутри.
И справедливость - она есть. Она у нас внутри.
Источник:
Еще крутые истории!
- А мы этого не знали: пользователи поделились секретами бренда или компании, в которой раньше работали
- Нелепые причины, по которым людям отказали в работе
Новости партнёров
реклама
