1303
3
«Россия может стать мировым центром по производству топлива», – уверен почётный президент Курчатовского института, академик Евгений Велихов.
Плоды прогресса.
Валентина Оберемко, «АиФ»: Евгений Павлович, во времена СССР в области науки мы были «впереди планеты всей». А сегодня где наше место? Ведь часто приходится слышать, что мы отстаём – и от Запада, и от Китая.
Евгений Велихов: Я не понимаю и не принимаю этих «соревнований» в науке. Люди, пользующиеся плодами технического прогресса, почему-то не задумываются над тем, что эти плоды доступны им всем. Их больше волнует вопрос, кто эти плоды изобрёл, мы или американцы. Да какая разница?! В советские времена семье приходилось годами стоять в очереди, чтобы в их квартиру провели телефон. А сейчас у каждого ребёнка в кармане лежит свой собственный аппарат. Да, Америка сильна гаджетами. Мы пытались работать в этом направлении. Если помните, Чубайс даже показывал двухсторонний планшет. Но в науке каждая страна находит свою нишу. У США это гаджеты, Россия же всегда была сильна фундаментальными вопросами, энергетикой. А энергетика – это кровеносные сосуды всей системы страны. Заявляю авторитетно: в этой области мы работаем на очень высоком уровне.
В Курчатовском институте я занимаюсь термоядерным синтезом, на сегодня моя задача – помочь в развитии масштабной идеи, чтобы в ближайшие десятилетия основным источником энергии для всего человечества стал термоядерный синтез. Это революция в энергетике! Термоядерный реактор предполагается использовать на наиболее доступном природном топливе – тории, это так называемая «зелёная энергия». Новый способ будет применяться прежде всего для получения электрической энергии. Ведь на электричество во всём мире самый большой спрос – вы каждый день заряжаете телефоны, обогреваете дома, готовите пищу, освещаете помещения, да и автомобили уже «заправляются» из розетки. Если с нашими разработками всё будет благополучно, вы, грубо говоря, даже на своём участке земли сможете поставить небольшой реактор и получать энергию для использования в быту. Помните, была такая ленинская формула: советская власть плюс электрификация всей страны? Так вот, теперь мы можем планировать электрификацию всего мира с помощью термоядерного реактора.
Уже запущен международный проект ITER. В его рамках мы создаём на территории Франции Международный термоядерный реактор. Участвует в нём множество стран. И вне зависимости от того, какие политические системы существуют в этих странах, реактор продолжает строиться, а учёные с разных концов Земли – из России, Западной Европы, США, Японии и Китая – работают рука об руку. Так и должно быть в науке.
Евгений Велихов: Я не понимаю и не принимаю этих «соревнований» в науке. Люди, пользующиеся плодами технического прогресса, почему-то не задумываются над тем, что эти плоды доступны им всем. Их больше волнует вопрос, кто эти плоды изобрёл, мы или американцы. Да какая разница?! В советские времена семье приходилось годами стоять в очереди, чтобы в их квартиру провели телефон. А сейчас у каждого ребёнка в кармане лежит свой собственный аппарат. Да, Америка сильна гаджетами. Мы пытались работать в этом направлении. Если помните, Чубайс даже показывал двухсторонний планшет. Но в науке каждая страна находит свою нишу. У США это гаджеты, Россия же всегда была сильна фундаментальными вопросами, энергетикой. А энергетика – это кровеносные сосуды всей системы страны. Заявляю авторитетно: в этой области мы работаем на очень высоком уровне.
В Курчатовском институте я занимаюсь термоядерным синтезом, на сегодня моя задача – помочь в развитии масштабной идеи, чтобы в ближайшие десятилетия основным источником энергии для всего человечества стал термоядерный синтез. Это революция в энергетике! Термоядерный реактор предполагается использовать на наиболее доступном природном топливе – тории, это так называемая «зелёная энергия». Новый способ будет применяться прежде всего для получения электрической энергии. Ведь на электричество во всём мире самый большой спрос – вы каждый день заряжаете телефоны, обогреваете дома, готовите пищу, освещаете помещения, да и автомобили уже «заправляются» из розетки. Если с нашими разработками всё будет благополучно, вы, грубо говоря, даже на своём участке земли сможете поставить небольшой реактор и получать энергию для использования в быту. Помните, была такая ленинская формула: советская власть плюс электрификация всей страны? Так вот, теперь мы можем планировать электрификацию всего мира с помощью термоядерного реактора.
Уже запущен международный проект ITER. В его рамках мы создаём на территории Франции Международный термоядерный реактор. Участвует в нём множество стран. И вне зависимости от того, какие политические системы существуют в этих странах, реактор продолжает строиться, а учёные с разных концов Земли – из России, Западной Европы, США, Японии и Китая – работают рука об руку. Так и должно быть в науке.
Осознавая риски.
План международного проекта ITER. Фото: Commons.wikimedia.org
– А насколько это всё будет безопасно? Не грозит ли планете что-то похуже Чернобыля? Особенно если реактор, как вы говорите, будет стоять в каждом дворе.
– Абсолютно безопасно. Я участвовал в ликвидации последствий чернобыльской аварии и прекрасно понимаю, что это такое. Хорошо помню тот день. Я вышел из дома во двор, увидел нашего соседа, физика-ядерщика Валерия Легасова. Он мне и рассказал, что случилось в Чернобыле, сообщил, что летит туда оценить обстановку. Тогда ещё доподлинно никто не знал масштабов трагедии. Я поехал на совещание к Николаю Рыжкову, который тогда был главой правительства. Тот спросил: «Евгений Павлович, а не поехать ли и вам посмотреть, что там? У первой группы уже заканчивается максимально допустимая доза облучения». Максимально допустимой дозой для сотрудников Курчатовского института тогда установили 100 рентген. Я улетел в Чернобыль на полтора месяца. В первый же день несколько раз облетел станцию на вертолёте. И увидел, что реактора попросту нет – он разрушился. Я настаивал на создании ловушки для топлива под реактором. Многие не соглашались, но потом было принято решение забетонировать этот участок. После Чернобыля все реакторы модернизировали – сделали под ними такие ловушки. Какую дозу облучения я получил в Чернобыле, точно неизвестно. Позже в Японии мне сделали анализ на хромосомы (после Хиросимы и Нагасаки японцы создали медицинский центр, который проводил такое исследование). По нему выходило около 100 рентген. Мне показали, как разрушились мои хромосомы. Они были буквально расколоты пополам. Да, до Чернобыля люди не осознавали всей опасности ядерных реакторов, но сегодня всё делается с учётом накопленных знаний. России во всей этой истории отводится одна из ключевых ролей – она может стать производителем и поставщиком топлива для этих реакторов, ведь на нашей Земле тория огромное количество. Так что конкурентоспособность России повысится в разы.
– А насколько это всё будет безопасно? Не грозит ли планете что-то похуже Чернобыля? Особенно если реактор, как вы говорите, будет стоять в каждом дворе.
– Абсолютно безопасно. Я участвовал в ликвидации последствий чернобыльской аварии и прекрасно понимаю, что это такое. Хорошо помню тот день. Я вышел из дома во двор, увидел нашего соседа, физика-ядерщика Валерия Легасова. Он мне и рассказал, что случилось в Чернобыле, сообщил, что летит туда оценить обстановку. Тогда ещё доподлинно никто не знал масштабов трагедии. Я поехал на совещание к Николаю Рыжкову, который тогда был главой правительства. Тот спросил: «Евгений Павлович, а не поехать ли и вам посмотреть, что там? У первой группы уже заканчивается максимально допустимая доза облучения». Максимально допустимой дозой для сотрудников Курчатовского института тогда установили 100 рентген. Я улетел в Чернобыль на полтора месяца. В первый же день несколько раз облетел станцию на вертолёте. И увидел, что реактора попросту нет – он разрушился. Я настаивал на создании ловушки для топлива под реактором. Многие не соглашались, но потом было принято решение забетонировать этот участок. После Чернобыля все реакторы модернизировали – сделали под ними такие ловушки. Какую дозу облучения я получил в Чернобыле, точно неизвестно. Позже в Японии мне сделали анализ на хромосомы (после Хиросимы и Нагасаки японцы создали медицинский центр, который проводил такое исследование). По нему выходило около 100 рентген. Мне показали, как разрушились мои хромосомы. Они были буквально расколоты пополам. Да, до Чернобыля люди не осознавали всей опасности ядерных реакторов, но сегодня всё делается с учётом накопленных знаний. России во всей этой истории отводится одна из ключевых ролей – она может стать производителем и поставщиком топлива для этих реакторов, ведь на нашей Земле тория огромное количество. Так что конкурентоспособность России повысится в разы.
Какая напасть страшнее.
– Вы сказали, что мировые учёные часто работают сообща, не оглядываясь на политику. Но возьмите историю с вакцинами от коронавируса. Сколько раз мы уже слышали про «Спутник V»: «Ваша вакцина не такая, мы её к себе не пустим». И это в момент, когда человечество должно было бы объединиться, чтобы быстрее справиться с общей бедой!
– История с вакцинами завязана прежде всего на деньгах фармкомпаний. К примеру, мы всей семьёй привились российской вакциной, которую изготовили в Новосибирске. А жителям других стран о вакцинации пока остаётся только мечтать – в том числе и потому, что наши разработки там не принимают. Тут есть и политический интерес, и эгоизм тех, кто управляет государствами. Но пандемия показала: без сотрудничества не обойтись. Даже Китаю пришлось стать более открытым. Думаю, мы всё-таки договоримся. Вот смотрите, с одной стороны, нам всем угрожает пандемия, а с другой – не снята с повестки ещё более страшная вещь: использование ядерного оружия. Можем ли мы быть уверены, что не случится больше такого, как в августе 1945-го в Хиросиме и Нагасаки? Но договорились же мы с американцами по поводу ограничения стратегических вооружений. Потому что всем понятно: наращивать их – это самоубийство и абсолютная глупость. И по поводу вакцин, думаю, мы придём к соглашению. Все учёные понимают, что необходим консенсус. А вот политики пока не все до этого понимания дошли. На мой взгляд, вопросы, затрагивающие судьбы человечества, надо отделять от политической борьбы. Учёные стараются это делать, а политикам нужно научиться просто им не мешать. Конечно, конкуренция между странами была и будет. Как правило, она связана с экономической мощью. Я не провидец, но в мире всё идёт к тому, что на фундаментальном, общечеловеческом уровне все эти временные противоречия, «гонки вооружений» в науке исчезнут.
– История с вакцинами завязана прежде всего на деньгах фармкомпаний. К примеру, мы всей семьёй привились российской вакциной, которую изготовили в Новосибирске. А жителям других стран о вакцинации пока остаётся только мечтать – в том числе и потому, что наши разработки там не принимают. Тут есть и политический интерес, и эгоизм тех, кто управляет государствами. Но пандемия показала: без сотрудничества не обойтись. Даже Китаю пришлось стать более открытым. Думаю, мы всё-таки договоримся. Вот смотрите, с одной стороны, нам всем угрожает пандемия, а с другой – не снята с повестки ещё более страшная вещь: использование ядерного оружия. Можем ли мы быть уверены, что не случится больше такого, как в августе 1945-го в Хиросиме и Нагасаки? Но договорились же мы с американцами по поводу ограничения стратегических вооружений. Потому что всем понятно: наращивать их – это самоубийство и абсолютная глупость. И по поводу вакцин, думаю, мы придём к соглашению. Все учёные понимают, что необходим консенсус. А вот политики пока не все до этого понимания дошли. На мой взгляд, вопросы, затрагивающие судьбы человечества, надо отделять от политической борьбы. Учёные стараются это делать, а политикам нужно научиться просто им не мешать. Конечно, конкуренция между странами была и будет. Как правило, она связана с экономической мощью. Я не провидец, но в мире всё идёт к тому, что на фундаментальном, общечеловеческом уровне все эти временные противоречия, «гонки вооружений» в науке исчезнут.
Александр Сергеев.
– Наука сейчас развивается очень стремительно. А наши молодые кадры за этим развитием успевают? Насколько реформы, которые проводились в нашем образовании, сказались на качестве этих кадров? Наверное, неслучайно вновь подняли вопрос о том, так ли уж хорош ЕГЭ.
– Что касается ЕГЭ и разных тестирований, то я большой противник любых угадаек в науке. В экзамене надо оценивать не умение галочки ставить, а умение мыслить. Студент может рассуждать по-другому, не так, как в учебнике написано, потому что он видит решение этой проблемы по-другому, замечает то, что создатель учебника не заметил. Вот вы говорите, что в советское время наука процветала. А ведь тогда процветал и формализм. Мне коллега рассказывал, как во времена СССР в институте проходили соцсоревнования. Учёные сидели, каждый год выдумывали формулу, которую нужно было решить, написать по ней статьи, работы, получить баллы… И этот чистейшей воды формализм тормозит науку в первую очередь. Ещё раз повторю: наука – это прежде всего личность.
Да, в 1990-х всем пришлось несладко, финансирование науки было сокращено, люди уезжали. Сегодня ситуация другая. Наша страна, к счастью, разваливаться не собирается. Да, усилия такие извне предпринимаются. Санкций становится всё больше – кто-то не хочет расставаться с надеждой, что российская экономика обрушится. Но пока эти усилия не оправдываются
– Наука сейчас развивается очень стремительно. А наши молодые кадры за этим развитием успевают? Насколько реформы, которые проводились в нашем образовании, сказались на качестве этих кадров? Наверное, неслучайно вновь подняли вопрос о том, так ли уж хорош ЕГЭ.
– Что касается ЕГЭ и разных тестирований, то я большой противник любых угадаек в науке. В экзамене надо оценивать не умение галочки ставить, а умение мыслить. Студент может рассуждать по-другому, не так, как в учебнике написано, потому что он видит решение этой проблемы по-другому, замечает то, что создатель учебника не заметил. Вот вы говорите, что в советское время наука процветала. А ведь тогда процветал и формализм. Мне коллега рассказывал, как во времена СССР в институте проходили соцсоревнования. Учёные сидели, каждый год выдумывали формулу, которую нужно было решить, написать по ней статьи, работы, получить баллы… И этот чистейшей воды формализм тормозит науку в первую очередь. Ещё раз повторю: наука – это прежде всего личность.
Да, в 1990-х всем пришлось несладко, финансирование науки было сокращено, люди уезжали. Сегодня ситуация другая. Наша страна, к счастью, разваливаться не собирается. Да, усилия такие извне предпринимаются. Санкций становится всё больше – кто-то не хочет расставаться с надеждой, что российская экономика обрушится. Но пока эти усилия не оправдываются
Источник:
Ссылки по теме:
- В Якутии обнаружена голова волка возрастом 40 тысяч лет
- В России найдены окаменелости гигантской доисторической рыбы с зубной спиралью
- Из РКК "Энергия" на майских выходных украли три мешка электронных плат для космической техники
- Робот "Федор" готовится к полету на Международную космическую станцию
- Молодым российским ученым могут ограничить выезд за пределы страны
Новости партнёров
реклама
Что касается ЕГЭ и экзаменов, то часто ли экзаменатор следит за мыслью экзаменуемого, если конечный результат не верен? Это касается точных наук. Что касается гуманитарных, то как в условиях политического разнообразия добиться беспристрастной оценки знаний, если у ученика и учителя разные политические взгляды?
Проблема не столько в ЕГЭ, а в том, что неграмотных школьников учат неграмотные учителя. Это, к сожалению, и преподавателей ВУЗов касается. Недавно видел методичку одного ВУЗа, так там в формулах размерности не бьются. А ЕГЭ или экзамен в ВУЗе - это борьба за то, кому понесут деньги, и ничего личного.
А может, лучше сконцентрироваться на обычных реакторах? Они уже хорошо отработаны, технология надежная и проверенная, урана хватит еще на много лет.